Поездка на Камчатку несколько лет назад стала для меня знаковой: это был мой первый перелет на самолете. Время полета 10 часов, неудобные места, отвратительная рыба, в меню значащаяся как жареная, разница во времени и климате. Вылетаешь в 12 часов дня из московского тепла и слякоти, приземляешься в камчатских снегах – во льдах в 10 утра, минуя ночь. За 10 часов полета я открыла для себя фильм «Форрест Гамп», не связала ни единого ряда (в дорогу всегда беру вязание) и прослушала бесконечное количество раз песню «Камчатка» Виктора Цоя. 

У нас был большой магнитофон, отцовский. К нему прилагались большие кассеты-бобины и огромные наушники. Поскольку мой отец был гитаристом и меломаном, у него всегда были альбомы, золотые хиты и сборники лучших песен отечественных и зарубежных певцов. Тогда их называли так: битлы, скорпы, роллинги (и мы тоже их так называем). Из наших были «Аквариум», хотя отец не особо восхищался творчеством БГ (так Бориса Гребенщикова называло уже наше поколение), «ДДТ», разумеется, и «Кино».

Из тех редких часов, которые отец проводил со мной, запомнила полуночные. Он никогда не заставлял рано ложиться спать. «Спать? Нет? Ну не спи». Мы уходили с ним в комнату, он включал магнитофон на самой низкой громкости, мы ложились на пол, выключали свет и слушали «Кино». Это были мои колыбельные на ночь. Сначала я болтала:

- Он же погиб?

- Погиб.

- В аварию попал?

- Да.

- А его убили?

- Слушай.

Я слушала. Потом засыпала.

Эти песни я и сегодня знаю наизусть. Да что там наизусть, я и на гитаре научилась играть лишь для того, чтобы подчеркнуть свое давнее и близкое знакомство с творчеством Цоя. Был и повод для гордости: он тоже был метисом. Мать русская, отец – кореец. Ну все как у меня. И фамилия такая же короткая. Некоторые, кстати, иногда называют его Виктор Робертович. Нет, наш Цой – это Цой. Не Виктор, и уже тем более не Робертович.

Потом, когда началась школа, появились другие кумиры, которых я сейчас даже не вспомню. Снова Цой всплыл в моем мироздании в студенческие годы. Когда же еще? Студенты – максималисты, самая знающая, думающая и всемогущая часть общества. Кому как не им знать все о сути бытия? Это все потому, что музыку правильную слушают.

Мы же, как порядочные панки, ходили в дырявых джинсах, в которых не жалко и на лестнице университета посидеть, в кедах, и футболках с разными максималистскими надписями, черепами в банданах или фото того же Цоя, Хоя и Шевчука. Мы всегда четко различали, кто и что слушает.

Сам Цой на фотографиях почти всегда лохматый, почти всегда в черном, почти всегда с гитарой. Наш человек. Когда еще как не в юные годы «ловить печальку от бессмысленности своей жизни», одевшись в черное, переживая жуткое одиночество в толпе? Мы были одновременно вместе и каждый сам по себе.

Мы слышали слово «тьма», но не слышали слово «свет», мы твердо знали: «помрет так помрет», но слова «Раз уж солнцу вставать не лень, и для нас, значит, ерунда» запоминались не очень хорошо.

Мы искренне верили ему, стремились к одной единственной, но главной Звезде по имени Солнце, требовали перемен, были до жестокости бескомпромиссными, честными и делающими шаг вперед. И было неважно, куда этот шаг заведет.

Я пересмотрела большое количество документальных фильмов и интервью с Виктором Цоем. И сегодня пришла к мысли о том, что интервью у него брать я бы не стала. Таких людей вообще ни о чем спрашивать - они все равное не отвечают. Им скучно. Они все говорят в творчестве. Эти люди – не герои очерков и статей, они просто герои. Герои юности, времени, эпохи.

Мне запомнился фрагмент одного из последних его интервью:

- Ваша любимая игрушка в детстве?

- Пластилин.

- Что из него получалось?

- Все.

Виктория Хан



При копировании материалов ссылка на сайт обязательна

test 2Новости СМИ2